Жан Татлян: «Что богом не дано - в магазине не купишь»
– Сегодня мой гость человек мира, легенда советской, российской и зарубежной эстрады - Жан Татлян. Здравствуйте, Жан…
– Здравствуйте.
– Жан, Вы сказали, что песню «Осенний свет» в 23 года написали?
– Мне было это 22, меньше 21.
– Слова и музыка ваши?
– Нет, слова Сергея Вясова, а музыка моя.
– А вообще, с какого возраста начали писать песни?
– 16-17 лет.
– Я в одном интервью подсмотрел, Вы в 12 лет красили дома…
– Да.
– И заработали на первую гитару…
– Да.
– А Вы с той же гитарой уехали, потом за границу или уже была другая?
– Нет, той гитарой можно было только камин топить . Это же обычная гитара за 6 рублей, которые продавались в советских магазинах. Других не было, не то, что сегодня, даже молодёжь не представляет, что сегодня вот такие инструменты есть . Что тогда можно было приобрести?! Это было чудо! Вы же должны знать это.
– Ну, да надо было или в очереди постоять или побегать.
– Да не. Очереди нет. Просто кто-нибудь за границы привезет, тогда у фарцовщиков можно было с рук купить.
– А вы ещё играете? Или уже давно нет?
– Нет, ну я играю, конечно, но опыт-то есть… мышцы они уже сформированные
– Руки помнят.
– Помнят руки.
– Хорошо, я знаю, что этот вопрос задавали много раз, но всё равно: почему Вы уехали?
– Первый раз я это слышу.
– Ну, правда, ведь миллионные пластинки …
- 52 миллиона, не больше (смеется).
– Залы, как вы сами говорили, собирали от Калининграда до Находки Владивостока…
– Да.
– И вы один из первых, кто в 71 год, да?
– Да, в 71 году вначале я уехал.
– Зачем?
– Очень просто, у меня всегда один и тот же ответ. Я не лукавлю и не фальшивлю всё это потому, что мне худсовет так устроил, что сдавал последнюю программу в 68 году только со своей музыкой и некоторые мои слова , я ее 5 раз пересдавал. Там были члены союз композиторов и члены большого дома. Ну, дирекция Ленконцерта. Я говорю, ну, почему я говорю, не понимаете, что здесь ничего криминального, нету никаких там блатных песен, только лирика - это о женщинах, о любви, о жизни. Они говорят – нет. Я им говорю во Франции есть шансонье, шансон - это шансонье, как во Франции, там десятками плеяда, они сами пишут свои песни и поют. Им же никто там не запрещает. Почему вы мне здесь запрещаете? А мы не во Франции, мы в советском союзе ответ такой был – так мне ответили. Ну, вот… и уехал.
– Ну, тогда же уже было много артистов, которые пели свои песни и, в общем-то, было всё нормально.
– Да, но никто тогда не пел весь концерт своими песнями.
– Ну, наверное, только потом Алла Пугачёва… спустя много лет.
– Она, у неё не был весь концерт своими песнями. Она пела свои песни частично, но не весь два отделения. Там не знаю двадцать пять песен, допустим, только свои песни, я, что-то такого не помню, а может, пела, я не знаю.
– К тому времени, сколько вот песен у Вас было в репертуаре?
– Плюс минус, ну, пятьдесят-шестьдесят.
– То есть на пять пластинок набралось бы…
– Может, семьдесят песен…
– Полноценных пластинок, но выпустили Вы несколько миньонов и самая знаменитая эта песни Арно Бабарджаняна .
– Да, и у меня были «Фонари», «Осенний свет» и песни Бабаджаняна, потому что он, я очень уважал его, талантливейший был композитор и у него тоже были «не друзья» или друзья в кавычках и даже были даже я удары принимал на себя почему я пою только его песни советских композиторов я же ни чью песню, не пел больше
– Но, ведь можно было спеть песню о маме, ну, условно говоря, и жить дальше.
– Ну, Вы знаете, это может достоинство, может, недостаток я никогда не был фальшивым перед собой, я не мог это делать .
– Расскажите про альбомы русских песен, которые Вы записали в Париже вы приехали и в семьдесят первом, по-моему, году?
– Пластинку я записал в семьдесят шестом году…
– Семьдесят шестой год…. почему Вы записали? Вы пели эстраду и вдруг записываете, ну, такой уже ресторанный репертуар?
– Ну, это я не могу сказать, что полностью ресторанный песни, я даже, если обратили внимание, все мои песни, даже, если не моя музыка, я всегда переделывал. Вот «Дунайские волны», например я, пою под свою манеру. Ни на кого не похож, я никого не копирую и вот в этом тоже был недостаток какой-то. Очень многих друзей это раздражало. И сделал тогда я, например, обратите внимание «Лебединый рай» или еще называется песня «Лебяжий крик»… Я взял Чайковского «Лебединое озеро» одну часть, вторую я сам написал мелодию, и это получилось очень неплохой балладой. Что я буду себя хвалить сейчас что ли?! (смеется)
- Вы как-то сказали, что песню создают шесть человек .
– Пять – шесть человек.
– Рассказывайте, почему так…
– Это значит: кто музыку написал, кто текст написал, кто аранжировку сделал, звукорежиссёр в студии, который пишет и ещё, я называю это - режиссёр песни, например, вступление какое сделать для песни, куплет припев или потом куплет припев опять и концовка, какая это вот пять человек участвуют.
– Ну, то есть аранжировщик только музыкальную часть делает, играя, грубо говор, расписывает ноты?
– Расписывает на инструменты. Инструментальный аранжировщик. А вот форму песни, как скомпоновать, это тоже очень важно, чтобы не было перегружено и в тоже время, или чтобы чего-то не хватает, а вот эту золотую грань надо почувствовать
– Ну, Вы рассказываете, что Вы сами принимали участие в аранжировках там, в большинстве своих.
– Да, да, да. Как вот это расставить режиссуру песни и это относится к аранжировке. Аранжировку делали музыканты и они расписывали на огромный оркестр. Большой симфоджаз, допустим, а вот, как расставить куплет, вступление, конец - это очень важно
– Вот откуда у вас у самого музыка внутри? Вот петь можно ну каждый может петь может научиться этому.
– Да.
– Вот музыка, которую вы писали, мы с вами говорили, что у вас музыка она нестандартна, не квадрат, всё время идёте своим путём… То вот в 71 году уехали, потом сами вернулись. Всё впереди, как вы говорите, я всегда в авангарде…
– Да.
– А откуда музыка? Из чего она сложилась? Какая школа?
– Она сложилась от господа Бога. Есть такое выражение: что богом не дано - в магазине не купишь.
– Эта Ваша любимая присказка.
– Ну, да, если есть у человека, назовём его так, талант. Может это нескромно от меня звучит, что я талантливый. Если есть талант, что-то значит изображать какую-то музыку, ну, какие-то ноты, музыку какую-то, настроение и вот из этого уже создаётся песня. У меня нет ни одной песни, чтобы была на слова написана музыка. Потому что музыка это именно идёт сверху..., хорошая песня это 6 нот, если 5 - уже чего-то нахватает, а если семь - это уже немножко много.
– А как это пять нот семь нот?
– Это образно я говорю.
– Есть три аккорда.
– Нет, это образно, почему не три аккорда есть, а параллельный строй такой….
– Дома пели?
– Да, я когда в школе учился в школе, я белил дома, чтобы купить гитару себе и в это время я уже пел. В 12 – 13 лет в школе в самодеятельности чувствовал. Вы сейчас удивитесь, что я вам расскажу: я пел, копируя артиста из кинофильма «Бродяга». Я пел эти песни из индийских фильмов, и эти песни я пел на сцене самодеятельности в школе, а в Сухуми в Доме пионеров я получил первый приз. Клал палку на плече, одевал кривую такую шляпу, брюки закатывал - одна короче, другая штанина длиннее. Вот так выходил на сцену и копировал движения актера, пел на индийском, не зная языка.
– Ну, я знаю, что Вы поёте на пяти языках.
– Да я шестом тоже говорю, но не пою на шестом (смеется).
– А на каком языке думает?
– Этот вопрос мне не раз задавали и я, мне этот вопрос вообще не понятен...
– Но Вы родились в Греции...
– По происхождению армянин…
– Да жили в Армении, потом жили во Франции, язык на язык накладывается…
– Когда я сейчас говорю по-русски, ну, я буду говорить на каком то другом языке, думать то есть на армянском, а говорить по-русски, как эту может быть?! Иначе в голове у меня каша…. И вы подумаете, что я не в себе…
– Но Вы легко переходите с языка на язык?
– Да, абсолютно.
– Французский разговорный остался?
– Да, конечно, конечно.
– А можете написать стихотворение на французском или может быть писали дажа?
– Нет, на французском, нет, к сожалению, потому что это у меня предпоследний язык, этому вообще нужно тщательно научится языку, чтобы на нем грамотно писать. Я выучил французский язык мне было восемнадцать-семнадцать лет, тогда я был потрясён Ив Монтаном. Я пел его песни, копировал, не зная языка… это были «Большие парижские бульвары». И пел это, и те, кто знали язык говорили: слушай, как чётко ты произносишь все слова.
– То есть Вы слухач?
– Да.
– Слух абсолютный?
– Точное слово, это я слухач?
– Есть люди, которые, например, они воспринимают язык, звук музыки.
– Конечно, конечно.
– Вопрос который меня просили Вам задать: в Париже Вы встречались с Высоцким?!
– Да. он приходил ко мне. Я же в Париже открыл русский ресторан кабаре на улице Ловэстьон номер четыре. Это значит, начало улицы Ловэстьон между авеню Клебэ авеню Виктора Гюго и, когда выходили из дверей, так смотрите налево … Повернули голову, Триумфальная арка видна и эта улица ещё имеет трагическую историю. Во время войны она поднималась ровно вверх, вообще удивительно, как эти проспекты ровно сделаны, а эта улица идет по кругу - начинается тоже вокруг Триумфальной арки и поднимается, поднимается и там, на верхушке была редакция, где Владимир Максимов был главным...
– Издания «Русское слово»
– «Русское слово»… там находилась эта редакция, а там же наверху во время войн было гестапо немецкое. Эта улица, увы, имеет такую несчастную историю
– Что вы вынесли из общения с Владимир Семеновичем?
– Вы знаете, я ничего не вынес, потому что я даже не знал о его существовании. Я так издалека слушал, потому что это было 75-76 год, а его крутили и слушали ведь по кухням. Его же в Советском Союзе не крутили и ничего. Так что он пришёл с Шемякиным… Позже Михаил Шемякин говорил: «Мы пришли к Жану с Высоцким. А Татлян приказал официантам, чтобы они убрали сервизы, серебро вилки-ложки»…
– Это неправда?
– Почему я должен это говорить, что я сумасшедший что ли?!
– Нет, ну может, боялись, что побьют посуду?
– Да ну, что вы. Нет, у него иногда закидоны такие бывают….
– А я знаю, что этот ресторан Вам, во всяком случае, я читал, достался от певицы Людмилы Лопато
– Людмила Лопато. Да Она там пела. Она была владельцем этого ресторана. С мужем они держали, а потом я у них выкупил.
– Ну, то есть если Вы приехали в 71, то к 75-76 уже могли себе позволить купить ресторан?
– Ну, да. Ну конечно у меня был партнер тоже. Это немаловажно. Я могу похвастаться, сказав что нет, я взял деньги и уже сам купил. Нет, конечно. Я был в новой стране, только выучил язык и делать уже капитал какой-то большой вот сразу, чтобы купить в таком месте такой ресторан…. Это невозможно.
– Вы же ещё работали в «Raspoutine»
– Когда я приехал, через несколько месяцев я работал в «Raspoutine». Это мадам Мартини там была хозяйка, царство ей небесное…
– Она как помню, тоже была русской?
– Она была полькой.
– Да, я знаю, что она дружила с Аллой Баяновой?
– Да,да. Полька. Она была полька. Она во время войны, рассказывали мне, с маленьким козликом, её любимым, она пересекла границу Франции и приехала во Францию. Девчонкой. С козликом.
– Так сперва вы пели в «Raspoutine»?
– В «Raspoutine» я пел. Ну, когда я пришел, конечно, было прослушивание. Меня сразу приняли на работу, при том с хорошими деньгами. Я пел-пел, потом, когда «Raspoutine» закрывался, так как первый год жизни. Эмиграция. Нужно платить за квартиру, потом я решил квартиру себе купить там и так далее. А там каждый месяц август все закрывается...
– Каникулы у них?
– Каникулы, да. А у неё ещё было несколько других заведений: «Sheherazade» её же был, «Pussycat» её же был. И я попросил мадам Мартини, вы знаете у вас же «Sheherazade» будет работать. Закрывается в июле «Sheherazade», а в августе «Raspoutine», значит, меня перебросили туда. Во время августа, мне это очень помогло, чтобы заработать, чтобы ни остановилась моя работа.
– А с кем Вы пели в «Распутине»? Тогда же там, наверное, уже Димитриевичи были?
– Да Димитриевичи там всегда были, там Димитриевичи, очень много лет. То есть получается, я пел в «Raspoutine», а во время каникул пел в «Sheherazade». А потом меня переманили в другой клан это – «Étoile de Moscou». «Étoile de Moscou» - это Паули. Мадам месьё Паули у них было два-три заведения, по-моему «Étoile de Moscou» и «Царевич».
– А там с кем вы пели?
– Были, были. Разные были там. Например, в этом самом в «Царевиче» был такой Володя Поляков.
– Да.
– Он был известный
– Да. Бас.
– Такой здоровый, огромный.
– Который в 90 лет записал первую и единственную пластинку. Да.
– После «Étoile de Moscou» и «Sheherazade» я открываю, то есть «Царевич» я открываю «Две гитары».
– Что Вы там пели?
– Пел, в общем, разные песни. Там же контингент был особенный… Это были злачные места в Париже, например «Raspoutine», «Étoile de Moscou», «Царевич», мои «Две гитары» и «Sheherazade» - туда ходили люди со всего мира, разной национальности. А мне это очень помогает. Потому что, я говорю по-гречески, я пел греческие песни, допустим. Пел армянские песни, пел на французском, на английском… Это им нравилось.
– У себя в ресторане пели только Вы? Или Вы приглашали кого то?
– Нет, у меня были две певицы.
– Потом у Вас были большие, ну, скажем так, американские гастроли.
– Да, в Лас-Вегасе… Я там работал 4 месяца.
– Какое то невероятное количество концертов вы дали там?
– Каждый вечер… «One man show» называется это. Там был «Imperial Palace» - это напротив «Caesars Palace». Там я пел.
– Одно из крупнейших казино и старейших…
– Да. Одно из семи или восьми крупнейших казино. Напротив как раз «Imperial Palace» - была очень большая конкуренция. Был «Caesars Palace», где пели Шер, она до сих пор она поёт там… Еще были…
– Синатра, наверное?
– Синатра, да. Нэт Кинг, Коул там пел, Робер Гуле тоже, в общем, многие…
– Вы с Шер общались?
– Я с Шер общался, примем у меня с Шер история такая. У меня был один из близких друзей такой Жак Дувалян. Вы слышали, наверняка. Он в Союз приехал в 1956 году из Франции, он старше меня лет на 20-21 был. Он уже сформировавшийся был эстрадным артистом и писал песни тоже, как и я. И мы когда познакомились. Это было в Сухуми, он туда на гастроли приехал. Как я с ним познакомился. Я пришёл к нему я говорю: Жак. Жак Безантович, я говорю, хотите покажу, как вы поёте? Да, говорит, интересно. Я начал петь на русском языке с его акцентом французским, как он пел. Он хохотал просто. Ну, вот так. Потом я понял одну истину, это относится ко многим эстрадным исполнителям, надо песню, какую кто-то поет. а вам нравится и хочется исполнять, надо ее обезьянничать. Надо петь скопировать вот как поет, кого ты слушаешь, потом в тебя родится своя манера. Придёт своя манера, своё исполнение.
– То есть своё лицо?
– Да.
– Расскажите историю песни «Рай любви»… По мелодике это то же «Bésame mucho»?!
– Да, вы догадались. эта мелодия «Bésame mucho», но я обратился к моей талантливой партнёрше поэтессе Татьяне Калининой и говорю: «Слушай, вот я даю название песни и первую строчку, а ты сделай мне текст». И вот так родилась эта песня: «О чем?» – она говорит. Говорю: «Назовём ее «Рай любви». «Рай любви - рядом с тобою…. и говорю, продолжай».
– Вы ещё пишете сами текст или уже?
– Уже нет. Даже музыку, можно сказать, не пишу уже … так вот это «Bésame mucho», я расскажу историю почему, все эти годы в Советском Союзе были и по сей день популярные западные эстрадные песни. Например, в Америке популярны французские и итальянские. А вот эту песню почему-то никто не пел. А мне рассказали историю, почему, потому что эту песню пели франкисты во время войны. Они маршировали под нее и вот поэтому был запрет на эту песню.
– Интересная история. Тоже у меня есть такой вопрос деликатный. Можете не отвечать, если не захотите. Когда Вы уехали, произошло страшное, ну, теперешнему поколению непонятное - Ваши пластинки разбили, записи размагнитили.
– Уничтожили, да.
– То есть вот как можно было вымарать имя и уничтожить, но потом ваши песни исполняли другие люди.
– Да, и спасибо им за это.
– Понятно, что людям было жалко. Но вы же знаете, что кто вам кидал камни в спину? Как потом эти люди вам смотрели в глаза когда вы вернулись?
– Вы знаете, я некоторых этих знаю людей. Некоторых уже нету. И потом, я думаю, что я уже это пережил. И нервов мне это стоило, и здоровья, и экономически дорого обошлось. Почему я должен об этом думать и вспоминать? Пускай их Бог судит.
– Но когда Вы вернулись в 1990-х годах, как им было смотреть Вам в глаза?
– Некоторые даже не смотрели. Мы встречались, но они как то отворачивались.
– В сторону уходили.
– Да.
– Я знаю, что Вы должны были уже закончить свою книгу, немного об этом…
– Да. Она закончена уже, но сейчас нужно редактировать, потом издавать…
– Называется она, запатентованное название, «Мои друзья – моё богатство», правильно я говорю?
– Да. Вам нравится название?
– Мне очень нравится название.
– Мне тоже нравится.
– Я смотрел интервью, где Вы рассказывали, что не мои года - моё богатство…
– Мои друзья - моё богатство
– Да. Я понял, но при этом Вы как-то сказали, что друзей много не бывает.
– Правильно. Настоящих друзей нет, друзей может быть много, но настоящих, кому можно довериться – очень мало. Верных друзей может быть 5-6…
– А Вы хороший друг?
– Я думаю, что да. Постоянство особенно и порядочность, честность – это обо мне.
– У Вас есть друзья с которыми Вы дружите всю жизнь?
– У меня есть друг, с которым мы дружим 45 лет или 46.
– То есть с юности?
– Ну, да.
– Мы будем говорить, сколько вам лет?
– Мне?
– Да
– Мне всего 24 года, не хватает до ста.
– Вам нравится жить? Сам процесс?
– Ну, конечно. А кому не нравится, скажите? Вам нравится?
– Да.
– Ну, мне тоже.
– Что нельзя простить?
– Предательство.
– Ну, а как же всепрощение?
– Я на это отвечаю так... Оставляю за собой маленькое право, так сказать, что прощать надо уметь, надо прощать. Я могу простить, но не забыть.
– Как часто сейчас Вы выступаете?
– Ну, сейчас как-то меньше, чем раньше. Слушай, раньше у меня было 400 концертов в год .
– Да, три концерта в день….
– Четыре концерта. Мы прилетаем, у меня был оркестр человек 10, иногда 12. И был квартет из девушек. Мы из Ленинграда вылетели в Москву, из Москвы вылетели на Сахалин, затем Южный Сахалин и там концерт. Всю ночь не выспавшиеся, а самолёт прилетел в 7 утра, а девушки сразу в гостиницу, голову на подушку и оторвались они, вырубились. А концерт начинается в 12, в 3, в 6, в 9. Так потом пошли их будили, что бы они встали, пришли на концерт.
– С годами Ваш голос стал таким более целостным, как говорят звукорежиссёры плотный голос стал, плотный звук. Почему это? Вы как-то сказали, что на одном из выступлений вдруг появилось второе дыхание. Это четыре концерта в день только Вас усилили, как певца.
– Дело в том, что я, например, когда был здесь в СССР. В 1960-е годы до отъезда никогда в жизни не пел «Эй, ухнем» или «Калинку» допустим или «Метелица». А там это нужно петь. Там приходили в русское кабаре именно на это, французы очень любят эти песни. И мне пришлось спеть и «Калинку», и «Метелицу», и «Эй, ухнем», какие-то еще песни, вот у меня это в русской диске есть именинном. Вот и всё, появилась сила. И у меня еще одни ответ есть на этот вопрос: это как французское вино, чем старше – тем вкуснее.
– И как французский коньяк.
– Или коньяк.
– Всё про пластинку хочу с вами поговорить. Почему записали? Почему решились? Вы были первым исполнителем после войны, кто приехал во Францию в эмиграцию и первый советский исполнитель, который записал «там» пластинку. На что рассчитывали? Ведь могла же не пройти, не выстрелить.
– Я могу быть немножко маленьким евреем?
– Конечно, даже большим.
– На вопрос ответить вопросом?
– Конечно
– А это вас волнует? Почему интересует?
– Мне эта пластинка очень нравится Мне очень интересно. Потому что, основная часть исполнителей во Франции, к тому времени, а это были эмигранты, они пели русские, блатные песни и то, что просочилось после войны, советские песни. У меня много есть записей, был такой Владимир Слащёв, опять же Людмила Лопато, цыгане Ивановичи и другие. Они уже пели там советские. А вы, приехав с Советского Союза, не спели, не записали ни свои песни, ни советские. Вы записали именно русские народные. Я понимаю, что вы в тот момент работали в кабаре.
– Да.
– Вот то есть это был такой коммерческий ход. Тоже привлечение внимания к своему бизнесу и к себе как к новому имени на французской эстраде.
– Да, во-первых на этом диске одна или две песни есть мои - моя музыка. Потом у меня была цель, я умышленно взял эти песни, не взял, например, «Катюшу» или там «Три танкиста, три веселых друга».
– «Катюша» была заезжена уже к тому моменту.
– Да. Поэтому я отобрал те песни, которые, я считал, заслуживают большего внимания и сделал интерпретацию. Настолько как я делаю обычно, чтобы было не совсем ординарно, не похоже ни на что, поэтому вышла такая пластинка.
– Кто делал аранжировки?
– Аранжировки делали разные люди. Некоторые песни мне делал из Риги музыкант. Сейчас не помню фамилию. В Израиле, я, кстати, некоторые песни записал.
– Для этой пластинки?
– Да, для этой пластинки. Потому что там аранжировщик этот был мой, четыре или пять песен он аранжировал, потому что я знал его стиль. Поэтому я попросил его, чтобы он сделал. Вот это тоже важно – уметь выбирать аранжировщиков.
– А у Вас был какой-то аранжировщик, который был как подарок судьбы?
– Это был вот этот…. сейчас честно говорю, забыл фамилию Фельдман, кажется – это было за границей. А здесь был у меня Кантюков, два было - Кантюков и Кальварский. Это потрясающий аранжировщик талантливейший и музыкант.
– Значит, часть песен Вы записали в Париже, часть в Израиле. В 1976 году издали пластинку. По-моему, даже вы сделали собственный лейбл…
– Да, «Две гитары».
– Вы только эту пластинку там издали да?
– Да, потом я продал ресторан и уехал в Лас-Вегас, куда меня пригласили. Потом вернулся во Францию. И уже свободным художником я был в Австралии. Был в Новой Зеландии, по европейским многим странам проехался. Был на Ближнем Востоке, пять раз в Иране был до Иранского переворота – революции. Израиль, конечно, раз пять был, Европа, Германия…..
– Ну, опять же я так понимаю, что репертуар был на всех 5 языках.
– На разных языках, конечно. Мне самому это было интересно, чтобы не петь только на русском.
– А в Америке не пытались записать альбом или выпустить пластинку?
– Нет, потому что там настолько насыщенная жизнь была… Там каждый понедельник, «Dark day» называется - темный день, выходной. Я каждую неделю то в Лос-Анджелесе бывал на интервью. Там известные журналисты вызывали, чтобы рассказывать о себе и своих песнях. То в Нью-Йорке. В Нью-Йорке было «Today» и ведущая Джейн приглашала меня. Есть у меня фотография с ней. Ну, вот так все и проходило. А так, когда каждый день работаешь сольно весь вечер, и уже сил не остаётся что-то записывать.
– 19 лет эмиграции... В 1990-ом году вы приезжаете в Россию... У Вас был концерт в БКЗ «Октябрьский» сольный большой.
– Да, шесть или семь концертов.
– Полные залы?
– Полные залы. И что меня потрясло: я приезжаю всегда, в общем, в галстуке в бабочке. Музыканты в бабочке, в полу фалдах филармонических. Скрипка у меня в группе было человек 7. Потрясающий приём. Полный зал. Потом я смотрю по телевидению, до этого не обращал внимания - выходили там, в майках, в татуировках, чуть ли не в трусах и все это в «Октябрьском» зале. Это историческое место… я был потрясён просто
– Просто Вы человек старой школы и вы на сцену без галстука не выйдете.
– Нет. Я - прогрессивной школы.
– А что значит прогрессивная школа? В майке, в тату пойдёте на сцену?
– Нет- нет, ну, что вы. Надо уважать не только себя и публику тоже.
– В одном из интервью Вы посетовали, что качество музыкального материала последних лет падает. Но с другой стороны, ведь когда были худсоветы, они вот это безобразие на сцену бы не пустили.
– Я понимаю. Но есть же среди них некоторые люди, у них есть песни и это шикарно просто очень…. Но есть плохие песни. Вы знаете прекрасно и понимаете, что разные ходы есть, разные манеры, как подойти, чтобы ты прозвучал на телевидение, на радио. Мы не будем об этом сейчас говорить
– Это шоу-бизнес.
– Да это шоу-бизнес. А как Барри Алибасов однажды сказал: «У нас в России не шоу-бизнес, а есть бизнес-шоу».
– Мы не поговорили, точнее мы ушли от этой темы. Чем вы сейчас занимаетесь? Чем кроме выступлений. Вы что-то ещё пытаетесь записывать или уже вам достаточно того что есть? Почиваете на лаврах
– Нет. Ну, как вы можете, оскорбляете меня, что на лаврах почиваю. У меня нет этой звездности (смеется).
– А что? Удобно - порезали лаврушечку, супчик сварили (оба смеются).
– Нет, спасибо. Обычно говорят, вот Бог подарил талант, голос, музыкальность. Я говорю, нет, Бог мне подарил того, что у меня никогда не было не и не будет - звёздности. Произнеси фамилии некоторые в шоу-бизнесе…... Они идут по улице – звезды. Это кошмар, конечно . А я занимаюсь другим делом, во-первых книгу заканчиваю…
– На сколько процентов она закончена? Кто будет её издавать?
– А вот это скоро будем решать. Но уже она закончена, там масса фотографий: из молодости, отца с матерью. Штук сорок, наверное. И будет она издана где-то осенью, наверное.
– Этого года?
– Да.
– Хотел давно Вас спросить, Вы же в Студии «Ночное такси» тоже записывались. Несколько песен вам делал аранжировки Виктор Смирнов, насколько я знаю.
– Да, было. Это был 1990-91 годы.
– Вопрос, на который, я знаю, что Вы не отвечаете…
– Чем я занимаюсь, чем я хочу заниматься?
– Нет, Ваша личная жизнь, сколько было женщин?
– Ой, вы знаете, в моём возрасте, когда мне 24 года не хватает до ста, уже что-то с памятью. Я ничего не помню.
– Я так понял, что Вы разделили навсегда творчество и личную жизнь, Вы никогда никого туда не пустили.
– Абсолютно. Вы подчёркиваете то, что я никогда не делал. Слушайте, я не буду называть эти фамилии, это неудобно, коллеги назовём. Когда московские звёзды, это они сегодня звёзды, показывают квартиру в Москве, а там золотой унитаз, золотые ручки. Кого это интересует? Ты покажи лучше: золотые песни, допустим, или золой альбом. Что такое золотой унитаз, кого это волнует?
– Так это она пластинки переплавила. Кстати, а откуда у Вас эта любовь жить за городом? Вдали от городской суеты.
– Природа. Ну, во-первых, воздух чище: автомобильный газ и всё это. Потом это суета, народ. Это всё действует на нервы. А так природа, деревья, зелень кругом.
– Дом, который вы построили своими руками.
– Да
– Сколько этажей?
– Это где я построил?
– Под Питером, говорят у вас дом, который вы делали своими руками.
– Нет. Это я бизнес делал своими руками, не дом. Вы меня ловите просто, да?
– Жан, вы еврей?
– А что?
– Замечательно. Кстати, любимый анекдот есть?
– Есть
– Или притча?
– Есть, но они не очень приличные, поэтому не могу рассказать. Я вам потом расскажу.
– Этот вопрос я задаю почти всем своим гостям: вот Вы встали утром, за окном дождь идёт нога болит, рука болит. Как вы себя настроите на жизнь? Как вы себя заставляете улыбаться?
– Я могу вам сказать, что у меня в окружении есть друзья и знакомые, которые в моём возрасте или даже младше лет на 10-15 лет, жалуются - то живот болит, то позвоночник болит. Мы как-то с ними говорили об этом, и я думаю, слава богу, у меня ничего не болит - ни рука, ни голова, ни нога, ничего не болит. Что желаю и вам, говорю - деревья умирают стоя.
– Жан, Ваш любимый фильм?
– Мой любимый фильм… вопрос на засыпку, мне же надо вспомнить такой фильм. Очень много фильмов любимых, как сейчас вспомнить, все перечислить?!
–Вот то, что Вам с удовольствием в любой момент можете включить и пересмотреть ещё раз.
– А, пересмотреть ещё раз, «Шербурские зонтики», например. Потом, я вам скажу, не очень люблю голливудские фильмы, вот эти все ковбой стрельба. А сейчас вы включаете телевизор в России почти по всем каналам эта агрессия, убийства. Что это такое?!
– А у меня нет телевизора. Я смотрю старое кино.
– Нет, а как воспитывают молодёжь? Ну, как это можно? Убийства, агрессия, подставлять друг друга?! Этим можно воспитывает молодёжь?
– Не знаю. У Вас есть ученики? Или Вы как-то не воспитали.
– Нет. Я ещё сам невоспитанный, поэтому как я могу учеников иметь? (смеются оба)
– И никогда не было такого желания?
– Нет, вы знаете, у меня всегда было, допустим, даже в 1960-е годы, когда по Советскому Союзу гастроли ездил… подходили ко мне молодые начинающие певцы и почему-то они стеснялись, наверное, певцы подходили в моём возрасте 20-22, 25, чуть старше. Они начинали петь и мне задавали вопросы, как петь, просили советы. Я всегда им отвечал, как положено, ничего не скрывая, я старался быть полезным. Вот и всё.
– Ваши пожелания читателям этого интервью, всем тем, кто Вас любит и знает.
– Ну, что я могу пожелать. То, что каждый раз, когда эфир на телевидении или радио, я желаю, в первую очередь, здоровья. Чтобы не знали, что такое болезнь вокруг вас. Люди ваши, родные тоже, что бы они здоровыми были, хорошо чувствовали. И быть оптимистом – жизнелюбом. Любите жизнь. Это чудо, что нам богом дано.
– Спасибо Вам, Жан.
– И вам спасибо.
Беседовал Михаил Дюков, Санкт-Петербург 25 апреля 2019 г.